Был второй час ночи.
Коммерции советник Иван Васильевич Котлов вышел из ресторана "Славянский базар" и поплелся вдоль по Никольской, к Кремлю. Ночь была хорошая, звездная... Из-за облачных клочков и обрывков весело мигали звезды, словно им приятно было глядеть на землю. Воздух был тих и прозрачен.
"Около ресторана извозчики дороги, - думал Котлов, - нужно отойти немного... Там дальше дешевле... И к тому же мне надо пройтись: я объелся и пьян".
Около Кремля он нанял ночного ваньку.
- На Якиманку! - скомандовал он.
Ванька, малый лет двадцати пяти, причмокнул губами и лениво передернул вожжами. Лошаденка рванулась с места и поплелась мелкой, плохонькой рысцой... Ванька попался Котлову самый настоящий, типичный... Поглядишь на его заспанное, толстокожее, угреватое лицо - и сразу определишь в нем извозчика.
Поехали через Кремль.
- Который теперь час будет? - спросил ванька
- Второй, - ответил коммерции советник.
- Так-с... А теплее стало! Были холода, а теперь опять потеплело... Хромаешь, подлая! Э-э-э... каторжная!
Извозчик приподнялся и проехался кнутом по лошадиной спине.
- Зима! - продолжал он, поудобней усаживаясь и оборачиваясь к седоку. - Не люблю! Уж больно я зябкий! Стою на морозе и весь коченею, трясусь... Подуй холод, а у меня уж и морда распухла... Комплекцыя такая! Не привык!
- Привыкай... У тебя, братец, ремесло такое, что привыкать надо...
- Человек ко всему привыкнуть может, это действительно, ваше степенство... Да покеда привыкнешь, так раз двадцать замерзнешь... Нежный я человек, балованный, ваше степенство... Меня отец и мать избаловали. Не думали, что мне в извозчиках быть. Нежность на меня напускали. Царство им небесное! Как породили меня на теплой печке, так до десятого годка и не снимали оттеда. Лежал я на печке и пироги лопал, как свинья какая непутная... Любимой у них был... Одевали меня наилучшим манером, грамоте для нежности обучали. Бывалыча и босиком не пробеги: "Простудишься, миленькой". Словно не мужик, а барин. Побьет отец, а мать плачет... Мать побьет - отцу жалко. Поедешь с отцом в лес за хворостом, а мать тебя в три шубы кутает, словно ты в Москву собрался аль в Киев...
- Разве богато жили?
- Обнаковенно жили, по-мужицки... День прошел - и слава Богу. Богаты не были, да и с голоду, благодарить Бога, не мерли. Жили мы, барин, в семействе... семейством, стало быть... Дед мой тогда жив был, да коло него два сына жили. Один сын, отец мой тоись, женатый был, другой неженатый. А я один паренечек был всего-навсего, всей семье на утеху, - ну и баловали. Дед тоже баловал... У деда, знаешь, деньга была припрятана, и он воображение в себе такое имел, что я не пойду по мужицкой части... "Тебе, говорит, Петруха, лавку открою. Расти!" Напускали на меня нежность-то, напускали, холили, холили, а вышло потом такое недоумение, что совсем не до нежности... Дядя-то мой, дедов сын, а отцов брат, возьми и выкрадь у деда его деньги. Тыщи две было... Как выкрал, так с той поры и пошло разоренье... Лошадей, продали, коров... Отец с дедом наниматься пошли... Известно, как это у нас в крестьянстве... А меня, раба Божьего, в пастухи... Вот она нежность-то!
- Ну, дядя-то твой? Он же что?
- Он ничего... как и следовает... Снял на большой дороге трахтир и зажил припеваючи... Годов через пять на богатой серпуховской мещанке женился. Тысяч восемь за ней взял... После свадьбы трахтир сгорел... Отчего, это самое, ему не гореть, ежели он в обчестве застрахован? Так и следовает... А после пожара уехал он в Москву и снял там бакалейную лавку... Теперь, говорят, богат стал, и приступу к нему нет... Наши мужики, хабаровские, видели его тут, сказывали... Я не видел... Фамилия его будет Котлов, а по имени и отечеству Иван Васильев... Не слыхали?
- Нет... Ну, поезжай скорей!
- Обидел нас Иван Васильев, ух, как обидел! Разорил и по миру пустил... Не будь его, нешто я мерз бы тут при своей этой самой комплекцыи, при моей слабости? Жил бы я, да поживал в своей деревушке... Эхх! Звонят вот к заутрене... Хочется мне Господу Богу помолиться, чтоб взыскал с него за всю мою муку... Ну, да Бог с ним! Пусть его Бог простит! Дотерпим!
- Направо к подъезду!
- Слушаю... Ну, вот и доехали... А за побасенку пятачишко следовало бы...
Котлов вынул из кармана пятиалтынный и подал его ваньке.
- Прибавить бы следовало! Вез ведь как! Да и почин...
- Будет с тебя!
Барии дернул за звонок и через минуту исчез за резною, дубовою дверью.
А извозчик вскочил на козлы и поехал медленно обратно... Подул холодный ветерок... Ванька поморщился и стал совать зябкие руки в оборванные рукава.
Он не привык к холоду... Балованный...
Мальчик девяти лет не спит в рождественскую ночь, его хозяева ушли в церковь, и Ванька, взял листок бумаги, перо, и собрался писать письмо своему дедушке. Немного подумав, он написал имя деда, поздравил его с Рождеством, и тут на него нахлынули воспоминания. Он вспомнил то время, когда он жил в деревне, когда еще была жива его мать Пелагея. Ванька вспоминает своего маленького, шустрого деда, как тот ходит со своей колотушкой вокруг усадьбы, которую он сторожит. Вспомнил собак, старую и молодую, они всегда сопровождают дедушку.
Мальчик вспоминает, как по-разному ведут себя собаки. Потом он думает о том, какой весельчак его дед, как любит пошутить с кухаркой и горничной, угощает табаком, и они чихают, чем веселят старенького деда. Ваня вспоминает, как они с Константином Макаровичем ходили в лес за елкой, дед выбирал самую красивую и пышную. Они приносили ее в господский дом, и хозяйка Ольга Игнатьевна наряжала лесную красавицу.
Память отправляет мальчишку в то далекое и прекрасное время, когда Ольга Игнатьевна угощала его леденцами, учила грамоте. А потом, когда мать умерла, мальчика отправили в Москву, на обучение к сапожнику. Тут Ванька начинает писать дедушке о том, как плохо ему живется у новых хозяев, как они над ним издеваются, не дают нормальной еды, даже чая. Ему становится очень горько, и Ванька вновь вспоминает, как хорошо ему было в деревне. Он пишет, какой большой город Москва, но ему здесь очень скучно, здесь все не так, как в деревне. Рассказывает, как хозяйка с хозяином избивают его за малейшую провинность, как плохо он спит по ночам, потому что ему приходится укачивать хозяйского ребенка. Подмастерья тоже издеваются над маленьким мальчиком, они гоняют его за водкой, заставляют воровать для них хозяйскую еду, бьют его, чем придется.
Мальчик рассказывает деду о том, что он хотел бы убежать в деревню сам, но у него нет даже обуви. Он очень просит, чтобы дедушка забрал его к себе в деревню, обещает не быть обузой, а работать, и помогать дедушке. Он жалуется на свою беспросветную жизнь, которую у него уже скоро не вытерпит. Обещает ухаживать за стариком, молиться за него. Мальчишка дописывает свое жалостливое письмо, надписывает на конверте имя дедушки, и бежит бросить письмо в почтовый ящик, как его научили продавцы из мясной лавки, пока не вернулись хозяева. Потом он возвращается, ложится спать, и ему снится деревня…
Жизнь иногда не такая, какой кажется.