Чехов - Егерь
Знойный и душный полдень. На небе ни облачка... Выжженная солнцем трава глядит уныло, безнадежно: хоть и будет дождь, но уж не зеленеть ей... Лес стоит молча, неподвижно, словно всматривается куда-то своими верхушками или ждет чего-то.
Но краю сечи, лениво, вразвалку, плетется высокий, узкоплечий мужчина лет сорока, в красной рубахе, латаных господских штанах и в больших сапогах. Плетется он по дороге. Направо зеленеет сеча, налево, до самого горизонта, тянется золотистое море поспевшей ржи... Он красен и вспотел. На его красивой, белокурой голове ухарски сидит белый картузик с прямым жокейским козырьком, очевидно, подарок какого-нибудь расщедрившегося барича. Через плечо перекинут ягдташ, в котором лежит скомканный петух-тетерев. Мужчина держит в руках двухстволку со взведенными курками и щурит глаза на своего старого, тощего пса, который бежит впереди и обнюхивает кустарник. Кругом тихо, ни звука... Все живое попряталось от зноя.
- Егор Власыч! - слышит вдруг охотник тихий голос.
Он вздрагивает и, оглядевшись, хмурит брови. Возле него, словно из земли выросши, стоит бледнолицая баба лет тридцати,
с серпом в руке. Она старается заглянуть в его лицо и застенчиво улыбается.
- А, это ты, Пелагея! - говорит охотник, останавливаясь и медленно спуская курки. - Гм!.. Как же это ты сюда попала?
- Тут из нашей деревни бабы работают, так вот и я с ими... В работницах, Егор Власыч.
- Тэк... - мычит Егор Власыч и медленно идет дальше. Пелагея за ним. Проходят молча шагов двадцать.
- Давно уж я вас не видала, Егор Власыч... - говорит Пелагея, нежно глядя на двигающиеся плечи и лопатки охотника. - Как заходили вы на святой в нашу избу воды напиться, так с той поры вас и не видали... На святой на минутку зашли, да и то бог знает как... в пьяном виде... Побранили, побили и ушли... Уж я ждала, ждала... глаза все проглядела, вас поджидаючи... Эх, Егор Власыч, Егор Власыч! Хоть бы разочек зашли!
- Что ж мне у тебя делать-то?
- Оно, конечно, делать нечего, да так... все-таки ж хозяйство... Поглядеть, как и что... Вы хозяин... Ишь ты, тетерьку подстрелили, Егор Власыч! Да вы бы сели, отдохнули...
Говоря все это, Пелагея смеется, как дурочка, и глядит вверх на лицо Егора... От лица ее так и дышит счастьем...
- Посидеть? Пожалуй... - говорит равнодушным тоном Егор и выбирает местечко между двумя растущими елками. - Что ж ты стоишь? Садись и ты!
Пелагея садится поодаль на припеке и, стыдясь своей радости, закрывает рукой улыбающийся рот. Минуты две проходят в молчании.
- Хоть бы разочек зашли, - говорит тихо Пелагея.
- Зачем? - вздыхает Егор, снимая свой картузик и вытирая рукавом красный лоб. - Нет никакой надобности. Зайти на час-другой - канитель одна, только тебя взбаламутишь, а постоянно жить в деревне - душа не терпит... Сама знаешь, человек я балованный... Мне чтоб и кровать была, и чай хороший, и разговоры деликатные... чтоб все степени мне были, а у тебя там на деревне беднота, копоть... Я и дня не выживу. Ежели б указ такой, положим, вышел, чтоб беспременно мне у тебя жить, так я бы или избу сжег, или руки бы на себя наложил. Сызмалетства во мне это баловство сидит, ничего не поделаешь.
- Таперя вы где живете?
- У барина, Дмитрия Иваныча, в охотниках. К его столу дичь поставляю, а больше так... из-за удовольствия меня держит.
- Не степенное ваше дело, Егор Власыч... Для людей это баловство, а у вас оно словно как бы и ремесло... занятие настоящее...
- Не понимаешь ты, глупая, - говорит Егор, мечтательно глядя на небо. - Ты отродясь не понимала, и век тебе не понять, что я за человек... По-твоему, я шальной, заблудящий человек, а который понимающий, для того я что ни на есть лучший стрелок во всем уезде. Господа это чувствуют и даже в журнале про меня печатали. Ни один человек не сравняется со мной по охотницкой части... А что я вашим деревенским занятием брезгаю, так это не из баловства, не из гордости. С самого младенчества, знаешь, я, окромя ружья и собак, никакого занятия не знал. Ружье отнимают, я за удочку, удочку отнимают, я руками промышляю. Ну, и по лошадиной части барышничал, по ярмаркам рыскал, когда деньги водились, а сама знаешь, что ежели который мужик записался в охотники или в лошадники, то прощай соха. Раз сядет в человека вольный дух, то ничем его не выковыришь. Тоже вот ежели который барии пойдет в ахтеры или по другим каким художествам, то не быть ему ни в чиновниках, ни в помещиках. Ты баба, не понимаешь, а это понимать надо.
- Я понимаю, Егор Власыч.
- Стало быть, не понимаешь, коли плакать собираешься...
- Я... я не плачу... - говорит Пелагея, отворачиваясь. - Грех, Егор Власыч! Хоть бы денек со мной, несчастной, пожили. Уж двенадцать лет, как я за вас вышла, а... а промеж нас ни разу любови не было!.. Я... я не плачу...
- Любови... - бормочет Егор, почесывая руку. - Никакой любови не может быть. Одно только звание, что мы муж и жена, а нетто это так и есть? Я для тебя дикий человек есть, ты для меня простая баба, непонимающая. Нешто мы пара? Я вольный, балованный, гулящий, а ты работница, лапотница, в грязи живешь, спины не разгибаешь. О себе я так понимаю, что я по охотницкой части первый человек, а ты с жалостью на меня глядишь... Где же тут пара?
- Да ведь венчаны, Егор Власыч! - всхлипывает Пелагея.
- Не волей венчаны... Нешто забыла? Графа Сергея Павлыча благодари... и себя. Граф из зависти, что я лучше его стреляю, месяц целый вином меня спаивал, а пьяного не токмо что перевенчать, но и в другую веру совратить можно. Взял и в отместку пьяного на тебе женил... Егеря на скотнице! Ты видала, что я пьяный, зачем выходила? Не крепостная ведь, могла супротив пойти! Оно, конечно, скотнице счастье за егеря выйтить, да ведь надо рассуждение иметь. Ну, вот теперь и мучайся, плачь. Графу смешки, а ты плачь... бейся об стену...
Наступает молчание. Над сечей пролетают три дикие утки. Егор глядит на них и провожает их глазами до тех пор, пока они, превратившись в три едва видные точки, не опускаются далеко за лесом.
- Чем живешь? - спрашивает он, переводя глаза с уток на Пелагею.
- Таперя на работу хожу, а зимой ребеночка из воспитательного дома беру, кормлю соской. Полтора рубля в месяц дают.
- Тэк...
Опять молчание. С сжатой полосы несется тихая песня, которая обрывается в самом начале. Жарко петь...
- Сказывают, что вы Акулине новую избу поставили, - говорит Пелагея.
Егор молчит.
- Стало быть, она вам по-сердцу...
- Счастье уж твое такое, судьба! - говорит охотник, потягиваясь. - Терпи, сирота. Но, одначе, прощай, заболтался... К вечеру мне в Болтово поспеть нужно...
Егор поднимается, потягивается и перекидывает ружье через плечо. Пелагея встает.
- А когда же в деревню придете? - спрашивает она тихо.
- Незачем. Тверезый никогда не приду, а от пьяного тебе мало корысти. Злоблюсь я пьяный... Прощай!
- Прощайте, Егор Власыч...
Егор надевает картуз на затылок и, чмокнув собаке, продолжает свой путь. Пелагея стоит на месте и глядит ему вслед... Она видит его двигающиеся лопатки, молодецкий затылок, ленивую, небрежную поступь, и глаза ее наполняются грустью и нежной лаской... Взгляд ее бегает по тощей, высокой фигуре мужа и ласкает, нежит его... Он словно чувствует этот взгляд, останавливается и оглядывается... Молчит он, но по его лицу, по приподнятым плечам Пелагее видно, что он хочет ей сказать что-то. Она робко подходит к нему и глядит на него умоляющими глазами.
- На тебе! - говорит он, отворачиваясь.
Он подает ей истрепанный рубль и быстро отходит.
- Прощайте, Егор Власыч! - говорит она, машинально принимая рубль.
Он идет по длинной, прямой, как вытянутый ремень, дороге... Она, бледная, неподвижная, как статуя, стоит и ловит взглядом каждый его шаг. Но вот красный цвет его рубахи сливается с темным цветом брюк, шаги невидимы, собаку не отличишь от сапог. Виден только один картузик, но... вдруг Егор круто поворачивает направо в сечу, и картузик исчезает в зелени.
- Прощайте, Егор Власыч! - шепчет Пелагея и поднимается на цыпочки, чтобы хоть еще раз увидать белый картузик.
Рассказ Егерь Чехова читать сюжет произведения
Стоял безоблачный, знойный день. Безнадёжно выглядела пожелтевшая, выжженная палящим солнцем трава, ведь уже никогда не быть ей зелёной. В лесу всё было тихо и спокойно, ни одна ветка не издавала шороха.
Вдалеке показался высокий мужчина лет сорока, одетый в красную рубаху, заплатанные штаны и большого размера сапоги. Это был охотник Егор Власович. Шёл он медленно, не торопясь вдоль сечи. На его плече висела сумка для дичи с подстреленным тетеревом. В руках мужчина держал ружье, а чуть вдалеке бежал его тощий, старый пёс.
Вдруг послышалось, как охотника кто-то окликнул, тихо произнеся его имя. Оглянувшись, он увидел стоящую рядом бледную женщину лет тридцати, которая держала в руке серп.
Егор Власович узнал в ней знакомую колхозницу Пелагею. Пребывая в лёгком недоумении от такой случайной встречи он поинтересовался, как она сюда попала. Оказывается, женщин из её деревни направили в эту местность на работу и Пелагею отправили с ними. Охотник выслушал и с полным равнодушием побрёл дальше. Пелагее не хотелось прощаться, она шла вслед оглядывая нежным взглядом его плечи и сетовала на то, что давно им не приходилось видеться. Ей удалось припомнить, только, как однажды Егор заходил к ней в пьяном виде, поругавшись и помахав кулаками он тогда ушёл, а Пелагея с тех пор всё сидит в грусти и тоске ожидая новую встречу.
Присев около ёлок Егор принимается рассуждать, что нечего ему делать у Пелагеи. Не терпит его душа деревенскую жизнь. Сейчас он чувствует себя нужным трудясь охотником у одного барина, поставляя дичь к его столу. Пелагея не теряя надежды снова просит Егора навестить её и хоть один денёк провести вместе. Ведь как-никак, а жена она ему уже двенадцать лет. Перечислил тогда Егор различия между ними и напомнил, что женаты они не по собственной воле, а по воле графа Сергея Павловича поженившего их из зависти. Пелагея не зная, чем ещё удержать мужчину решила рассказать, будто слышала, что Егор новую избу для Акулины соорудил. Значит её вы любите? Егор ни сказав ничего внятного только принялся потягиваться готовясь к дороге.
А когда в деревню придёте? Не отставая интересовалась Пелагея. Егор холодно ответив, никогда, уходит.
Пелагея стоит как вкопанная и смотрит на удаляющийся силуэт мужа. Когда он совсем скрылся вдали, она даже приподнялась на носочки, чтобы хоть немного еще полюбоваться.
Рассказ учит тому, что насильно мил не будешь. Нужно уметь принимать отказ.
Картинка Егерь
